– Ого, – пробормотал Нанук, склонившись над Аксютиным. – Что же вы, нагишом по планете разгуливаете?
– Он был в скафандре, – мрачно проговорил Кратов. – Поэтому все ограничилось распределенным термическим шоком. Иначе он бы попросту спекся.
– А где же командор Дилайт? И ваш медик, Элул?
– На контакте, – кашлянув, ответил стоявший в дверях Вилга.
– На таком же? – с иронией осведомился Нанук. – Охо-хо… Лечить вас не перелечить.
– Это я виноват, – сказал Кратов. – Нельзя было отпускать его от себя.
– Конечно, конечно, – покивал Нанук. – Он же совсем несмышленыш, за ним глаз да глаз, а ты у нас большой мальчик, за всеми должен присматривать, – доктор махнул рукой, подзывая двух здоровенных драйверов, что смиренно торчали в коридоре. – Забирайте. Будем врачевать очередную жертву ксенологии…
Кратов, как сомнамбула, двинулся следом. Кто-то сильно, почти грубо сгреб его за плечо и встряхнул.
– Прекрати, – сказал Татор. – Доктор прав. Павел сам подставился. Ты не ксенолог, ты можешь не знать. А он знать обязан.
– Я это уже слышал однажды, – ответил Кратов. – На комиссии по Псаммийскому инциденту.
– И что же, ты всю жизнь намерен казнить себя за чужую глупость?
Кратов посмотрел на него бешеными глазами.
– От меня требовалось-то всего ничего, – сказал он. – Придержать его, когда он начнет брыкаться. Я его понимаю, мне ведь тоже хотелось туда. Но я бесполезен, а он так о себе не думал. Он вообще ни о чем в ту минуту не думал, кроме того, что на контакт, который он готовил и о котором мечтал, отправился Дилайт. А он остался в «туатаре» дурак дураком, потому что все считают его нелепым, беспомощным, ни на что не пригодным обитателем кабинетов и лабораторий… Нужно было удержать его, объяснить по-человечески. У меня были для того и слова, и сила, и реакция, и все что хочешь, но я упустил его.
– Прекрати, – повторил Татор в замешательстве.
– Это невозможно, Эл, – сказал Кратов, проводя ладонью по осунувшемуся небритому лицу. – Что значит – прекрати? Умереть мне, что ли?..
– Нехорошо, – произнес Татор осуждающе. – Мысли твои странные. И сам ты непонятный. Наверное, в детстве ты слишком часто защищал слабых. А потом быстро повзрослел и не успел осознать, что твои слабые давно стали сильными.
Кратов потерянно блуждал по опустелому кораблю.
Забредая на центральный пост, он обменивался короткими малозначащими фразами с Татором, что сидел в командирском кресле, как прикованный, и вглядывался, редко мигая, в неизменный, застывший пейзаж на экранах видеалов – переплетения кактусов на фоне курящегося мертвым дымом терминатора.
Каждые пятнадцать минут бортовой когитр вызывал Дилайта. Ответа не было. Человек с персональным браслетом, находясь в любой точке планеты, мог бы без труда связаться с кораблем и сообщить о своем самочувствии, о положении дел, или просто потрепаться о пустяках с теми, кто ждал его на борту. Но Дилайт молчал. Вот уже вторую неделю.
«Дикость, язычество, – думал Кратов, слоняясь по коридору от одной пустой каюты до другой. – Трое человек затерялись на небольшом, в сущности, пространстве. Когда Ливингстон пропал в Африке, человечество имело основания волноваться. И то Стэнли в два счета разыскал его… В наше время так просто исчезнуть немыслимо. Ну разве что очень того захотеть. Как это вообще возможно – исчезнуть?! Не растворились же они, в самом-то деле. Если молчат, значит что-то с ними стряслось. Может быть, и самое дурное. Особенно если вспомнить, как братья наши по разуму обошлись с Аксютиным. Только думать об этом не хочется. А наоборот, хочется думать о том, что трое пропавших отнюдь не дети. О чем постоянно и не без детского, впрочем, бахвальства твердил Джед… Что застать их врасплох, причинить им вред – задача не из легких. И даже то обстоятельство, что коварные Аафемт располагают неким таинственным энергоразрядным оружием, что тайком от цивилизованной Галактики они строят сепульки, задачу им не упрощает. Но правы древние: хуже нет ждать да догонять! И сколько еще нужно ждать?»
В своих скитаниях он постоянно старался уйти от неплотно прикрытой двери кают-компании, где коротали время в вялых, с отсутствием Аксютина утративших прежний накал препирательствах Вилга и Биссонет. Но со странной предопределенностью все его маршруты замыкались именно там, будто ноги сами вели его к этой двери. В такие моменты он ощущал себя букашкой, тупо и упрямо ползущей по листу Мебиуса.
Мысленно чертыхаясь, он замыкался в каюте. Стоял подолгу перед забытой Аксютиным графией, тихонько поднимал руку и тут же опускал, не решаясь потревожить покой счастливой парочки. А потом бесшумно выходил в коридор, стараясь даже не глядеть в сторону кают-компании. Снова выруливал на центральный пост.
– Эл, можно я сменю тебя?
– Спасибо, Кон-стан-тин. Я не устал. Я только что вздремнул минут десять.
– Ничего?
– Ничего.
– Почему мы не ищем их?
– Следует ждать. Дилайт рассердится, если мы ненароком помешаем ему в его планах.
– Сгинуть бесследно тоже входило в его планы?
– Нет. Я совершенно точно помню, что не входило. Но что значит – искать? Поднять на ноги базу, развернуть повсюду десанты?
– Что же, и развернуть.
– Нехорошо. Мы в чужом доме, Кон-стан-тин. Мы гости, хотя я не убежден, что нас сюда приглашали. Нам надлежит вести себя скромно. А десант – это всегда много шума. Но ты, я вижу, что-то задумал?
Кратов, неопределенно пожимая плечами, уходил. Ничего он не задумал. Ничего…